Что суждено мне знать о бобах, или бобам обо мне? -
задавался вопросом известный философ-натуралист XIX века Генри Дэвид Торо, он же фермер-одиночка, живший на лесной поляне близ Уолденского пруда.

"Я не стал бы навязывать читателю всех этих подробностей, если бы не настойчивые расспросы моих земляков о моей тогдашней жизни, - предварял он свои "хозяйственные записки", - расспросы, которые иные назвали бы неуместными, но которые мне, при данных обстоятельствах, кажутся, напротив, вполне естественными и уместными".

Проследите за ходом мысли этого уникального человека - "смотрителя ливней и дождей":

...Тем временем мои бобы, которых я насадил столько рядов, что они вместе составили бы семь миль, требовали опалывания: первые успели подрасти, прежде чем я посадил последние, и медлить с этим было нельзя.

В чем был смысл этого почтенного занятия, этого гераклова труда в миниатюре, я и сам не знал. Но я полюбил свои бобы, хотя их было гораздо больше, чем мне требовалось. Они привязывали меня к земле, и я черпал в них силу, как Антей.

К чему мне было растить их? Одному небу известно. И все-таки я трудился целое лето, чтобы вырастить бобы на полоске земли, где прежде вырастали только лапчатка, ежевика, зверобой, сладкие лесные ягоды и красивые полевые цветы.

Что суждено мне знать о бобах или бобам обо мне? Я хожу за ними, окучиваю их мотыгой и весь день оберегаю их; это составляет мой дневной труд. У них красивые широкие листья. В помощниках у меня состоят росы и дожди, увлажняющие здешнюю сухую почву, и сама почва, хоть она не слишком плодоносна и порядком истощена. Врагами являются черви и холода, но больше всего сурки. Эти последние начисто съели у меня четверть акра.

Раньше чем на тропинку выскакивал хоть один сурок или белка, раньше чем солнце поднималось над дубняком и высыхала роса - хоть фермеры и предостерегают от этого, я всем советую делать всю работу по утренней росе, - я принимался сравнивать с землей заносчивые сорняки на моем бобовом поле и "посыпал их главу прахом". (Книга Иова, 2, 12).

Рано утром я работал босой и возился, точно скульптор, с сырым и рыхлым песком; но потом солнце начинало жечь мне ноги. Солнце светило мне, а я медленно проходил взад и вперед по желтому песчаному холму, между длинных зеленых рядов, 82 ярда длиной, одним концом упиравшихся в дубняк, где я мог отдохнуть в тени, другим в лужайку, заросшую ежевикой, где зеленые ягоды успевали потемнеть, пока я проходил следующий ряд.

Я выпалывал сорняки и подсыпал свежей земли к корням бобов, помогая этому сорняку, который сам посадил; я заставлял желтую почву выражать свои летние думы бобовыми листьями и цветами, а не полынью, пыреем или бором; я требовал, чтобы земля сказала "бобы" вместо "травы", - это и был мой дневной труд.

Мое поле было как бы связующим звеном между дикими и возделанными полями; как бывают страны цивилизованные, полуцивилизованные и дикие, или варварские, так и мое поле было, однако не в дурном смысле, полукультурным. Я выращивал бобы, радостно возвращавшиеся в первобытное, дикое состояние, и моя мотыга исполняла им пастушескую "Коровью песню".

Вблизи от меня, на верхней ветке березы, поет пересмешник, или певчий дрозд, как его называют иные, поет все утро, очень довольный моим обществом; не будь здесь моего поля, он отыскал бы другое.

Ты сажаешь, а он приговаривает: "В зем-лю, в зем-лю, глуб-же-са-жай, глуб-же-са-жай, вы-дер-ни, вы-дер-ни". Но моим семенам он не страшен - это не кукуруза, а такие враги им не опасны.

Неизвестно, помогает ли работе его трескотня, его дилетантские упражнения на одной струне или на двадцати, но они все же приятнее щелочного раствора или извести. Это было дешевое удобрение, но я твердо верил, что от него будет польза.

Очень интересным было мое длительное знакомство с бобами, пока я их сажал, окапывал, собирал, обмолачивал, лущил и продавал - последнее было всего труднее - а можно добавить еще: и ел, потому что я их пробовал.

Я решил познать бобы. Выращивая их, я работал мотыгой с пяти утра до полудня, а в остальное время обычно занимался другими делами.

Интересно также близкое знакомство, которое сводишь с различными видами сорняков, - да будет мне позволено несколько повторяться, потому что и в самой работе немало повторений, - и как беспощадно сокрушаешь их нежные стебли, и какие несправедливости творишь своей мотыгой: одни растения сравниваешь с землей, другие усердно возделываешь.

Вот полынь, вот белая лебеда, вот щавель, вот пырей - руби их, выворачивай корнями к солнцу, не оставляй ни одного корешка в тени; если оставишь, они повернутся другим боком, и через два дня, смотришь, опять свежи и зелены.

То была долгая война - не с журавлями, а с сорняками; а на стороне этих троянцев были и солнце, и дождь, и роса. Я ежедневно выходил на подмогу бобам, вооружаясь мотыгой, и ряды врагов редели, а канавы наполнялись трупами. Не один Гектор в перистом шлеме, на целый фут возвышавшийся над своими соратниками, был сражен моим грозным оружием.

Хотя я бы удобрял свои бобы и даже не окучил их все до конца, я мотыжил весьма усердно там, куда я доходил, и был за это вознагражден, потому что, как говорит английский садовод Джон Эвелин, "ни один компост или удобрение не сравнится с постоянным рыхлением и перелопачиванием земли". "Земля, - говорит он в другой своей книге - особенно свежевзрытая, таит в себе нечто притягательное, привлекающее ту соль, силу или потенцию (назовите это как хотите), которая придает ей жизнь и является смыслом всего нашего труда на земле, а унавоживание и иное низменное вмешательство - не более как вспомогательные средства".

К тому же мое поле было одним из тех истощенных полей под паром, которые отдыхают и, по предположению естествоиспытателя сэра Кенельма Дигби, привлекают из воздуха "жизнетворящую силу". Словом, я собрал с него 12 бушелей бобов.

Таковы результаты моего опыта выращивания бобов. Советую сажать обыкновенные мелкие белые бобы, примерно первого июня, рядами на расстоянии три фута на восемнадцать дюймов, отбирая для посева чистые и круглые бобы. Остерегайтесь червей, а пустые места заполняйте новыми посадками.

Если место открытое, берегитесь сурков, которые почти начисто обгрызают первые нежные листочки, а когда появляются молодые побеги, они опять тут как тут и объедают бутоны и молодые стручки, сидя на задних лапах, как белки.

Но главное, соберите урожай немедля, чтобы уберечь его от заморозков и легче продать; этим вы избежите больших потерь.